Экспедиция в Перу в картинках с комментариями

Экспедиция в Перу в картинках с комментариями. Фото Ручкина (с позволения) и Ахмедханова (это я).

Все начиналось удачно. Закончилось тоже всё хорошо. Всё, что между, было тоже хорошо. Мы долезли до середины горы и спустились.

Сообщение с форума 28.05.2008 в час ночи
«3-го в Перу. Билет лежит на полке, я боюсь на него смотреть. Времени осталось мало. Снаряжения нет, семья ропщет, на работе завал, из банков звонят, требуют денег, суки, детей надо на море. Уф. Поехали.
Участники: Кошеленко, Ручкин, Серегин, я»

Я и Саня Ручкин приехали в аэропорт в 4 ночи во время — минут за двадцать где-то до окончания регистрации. На стойке информации нашего рейса не обнаружилось. Барышня, обученная для ответов на вопросы, попросила показать билет и рассмеялась. Сказала, что мы приехали не в тот аэропорт. И не в то время. У нас самолёт оказывается из другого аэропорта через 12 часов. Транспортировавшему нас в аэропорт Сане Ласточкину пришлось везти нас обратно, чем он был, по-моему, недоволен. Приехали ко мне домой. Олеська как всегда посмеялась и сказала — Господи, Тим, как ты живёшь? Я как всегда гордо, значительно промолчал о том, что все мы гости в этом мире и должно об этом помнить непрерывно.
 
Через половину суток мы приехали уже в правильный аэропорт. Но меня в Перу не пустили. Сказали, Шенген-визу нужно. Потому что два пересечения границы. Срочно перегрузив снарягу к Сане, мы оплатили перегруз и простились обнявшись. Я оставался в летней и душной Москве. Он улетал в зимнее и прохладное Перу к Серёгину и Кошеленко, которые уже там сидели около месяца. Я купил алкоголь и решил из аэропорта не уезжать, а смотреть на людей и самолёты, пока меня не заберут. Полгода ожидания закончились крахом. Остатки снаряги лежали вокруг разобранных баулов, я восседал посреди этого добра и пил пиво в позе мыслителя, думая про бренность. На меня оглядывались подозрительно и по-моему не любили. Потихоньку подбирался милиционер.

Объявили окончание посадки на мой бывший самолёт. Там был улетающий в страну инков собака-Ручкин. Ко мне подошёл работник компании КЛМ и спросил лечу ли я в Лиму. Я ответил грубо. Он не обиделся, а сказал, что если я всё ещё лечу в Перу, то у меня есть ровно две минуты, чтобы собрать свои железки, допить пиво и проследовать чинно, но шустро в область регистрации компании КЛМ. Я управился за полторы минуты, успев по традиции облачиться в тяжёлые ботинки, комплект термобелья, софт-шелл и пуховку (традиция возникла давно, с тех пор, когда разрешённый к вывозу тоннаж груза стал ограничен 23 кг). Я даже каску одел, но вспомнил, что большую часть железа увёз Ручкин, заплатив за перегруз, и спокойно убрал её в ручную кладь. В таком виде и последовал к воротам, за которыми заканчивается Родина и начинается дальнее зарубежье. Тогда я ещё не думал о том, что меня отправляют в один конец, так как возвращение на Родину тоже требует Шенгена. Впрочем, тогда я вообще не думал. Впрочем, я вообще редко о такой незначительной ерунде думаю.

В Амстере, в аэропорту, где нельзя курить, а только пить, мы снова обнялись с офигевшим от ситуации Ручкиным (я прилетел на три часа раньше его, потому что самолёты КЛМ — лучшие самолёты в воздушном пространстве). Нам предстоял перелёт на другую часть земли, там где южный крест, ламы, гаучесы и вообще кверху ногами всё.

В Лиме мы объединившись с Аркадием, который так и не встретился с Кошеленко, но зато проехал пять или десять тысяч миль по стране, отчего приобрел типаж вполне местного. У него даже речевой акцент сместился в сторону латинского диалекта. Он рассказал, что здесь должно пить заваренные листья коки, мыть фрукты стиральным порошком и вообще их не есть (и тут же скормил нам гроздь сладких бананов). Ещё он рассказал, что местные гаишники — пид…, ну в смысле такие же как и у нас, очень любят деньги, причём, как и у нас — просто так (ты мне должен хорошо дать, чтобы я отметил сегодня праздник).Из Лимы, в котором делать особо и нечего в ночь, погрузившись в шикарный автобус, мы тронулись в Уарас, чтобы там объединиться с нашим самым опытным Перуанцем, Кошеленко. В прошлом году Кошеленко чуть не стал в этих местах отцом местной девочки, которую родители ему предлагали запросто. Он отказался. Шикарный автобус обычно до Уараса едет часов семь, но каждый второй из их ломается по дороге, в чем мы убедились дважды. Самый надёжный транспорт здесь — моторикши на ярких и тарахтящих трехколесных велосипедах с двигателем. И такси. Такси стоит очень дёшево, настолько, что поначалу неудобно платить такие малые деньги. При попытке однажды дать таксисту немного больше, Ручкин получил упрёк от Кошеленко. Юра очень любит эту землю и считает её немного своей. Я его понимаю.

Немного про правила поведения на дорогах. Правила дорожного движения в Перу не существует. Хорошим тоном здесь считается: непрерывно гудеть, не пропускать, любыми путями пытаться обогнать, по прямой не ездить. При этом за всё время я так и не видел ни одной аварии. В городе непрерывно звучит какофония автомобильных гудков. Какой-то у них странный в этом отношении пункт — у Перуанцев.

Уарас. Маленький город в долине. Со всех сторон — горы. Высокие, снежные и чистые. Дикая, волнующая смесь цивилизации современной и цивилизации не современной. Суета в городе — великая. Машины гудят, люди куда-то идут, ишаки, ламы, опять же. Меня поразило количество праздников в Перу. Каждый второй день — обязательно праздник, все одеваются красиво, танцуют на улицах, музыка везде. По вечерам каждый день мусорные машины собирают грязь с улиц. Эти машины оборудованы динамиками с музыкой, чтобы жители знали, когда выносить мусор из дома. Архитектура — тоже смесь. Дом в Перу принято строить так: делаешь первый этаж, крышу не делаешь, а делаешь перекрытие, которое в будущем будет полом второго. Оставляешь арматуру для постройки второго этажа. Дети подрастут — достроят. Поэтому все дома стоят, ощетинившись железом. При этом, чем сложнее конфигурация внутреннего пространства — тем лучше. Куча лестниц, коридоров, открытых пространств.

Кошеленко ждал нас в гостинице, в которой нам предстояло базироваться ближайший месяц. Гостиница невероятно красивая и удобная. Говорят, самые модные архитекторы сейчас — в Латинской Америке. Пожалуй, так. Маленькие номера, веранды, Интернет, завтраки с видом на Уаскаран и иже с ним другие горы. Гостиница — семейный бизнес и хозяин автоматически становится лучшим другом, гидом и специалистом по решению проблем.

По поводу того, что все четыре участника экспедиции собрались уже, наконец вместе, мы устроили праздник. Южная земля, волнительное ожидание пердстоящего восхождения, радость встречи, вино, горы куда не глянь, такие родные Перуанцы и Перуанки… хотя нет, это я уже перегибаю. Эх, всё же есть в жизни моменты, не отягощенные злом. В эти моменты особенно остро ощущаешь глупость нашего стремления здесь, в Москве добежать до финиша первым.

Потом была акклиматизация в количестве трёх этапов. Высота здесь бьёт остро. Видно, близость экватора сказывается. У нас стояла задача залезть на Taulirahu в «быстром» стиле, без обработки стены. Это нынче модно и кроме того, стена по всем законам пробивается сверху, есть опасность схода ледовых карнизов, которые коронуют вершинный гребень и погода здесь очень рваная. Окна погоды сменяются жопами. Так что сидеть долго на стене нет смысла и опасно.

Я сильно опасался за своё физическое и техническое состояние, потому что ехал в компании золотых ледорубов Кошеленко и Ручкина. Эти знаменитые люди по земле не ходят, они над ней летают. Аркадий — очень здоровый парень, угнаться за ним трудно, но мы-то с ним уже сроднились на прежних восхождениях. Но эти парни на фотографиях имеют лица суровые, список их подвигов навеки врезаны в анналы истории и вообще. Так вот! Я открыл для себя факт! Ручкин и Кошеленко — люди. Они умеют смеяться и плакать. Они даже в туалет ходят. В общем, на протяжении выезда я с удовольствием подшучивал над звёздностью моих друзей и своей мелковатой ничтожностью, чем их не обидел. К слову, этот выезд был первым за мою практику, когда не случилось ни одной неприятности в понимании и отношениях друг к другу членов команды. За что признателен судьбе.

На восхождение мы выдвинулись сначала на такси. Потом нам предстоял двухдневный переход по ущелью с караваном ишаков в количестве пяти с именами президентов стран мира. Я запомнил ишака Клинтона, Буша и Алана. Было еще два, но я не помню в честь кого они были названы. Ишаки всё время убегали, ели и гадили. Тропа в ущелье — древний путь инков через перевал. Они по ней товары караванами перегоняли. Осталось много построек с тех времён. Этот путь мне напомнил Каравшин. Только в Каравшине по тропе перегоняли караваны с анашой.

На второй день перехода погода испортилась, и базовый лагерь мы ставили в снегу. Гору мы увидели утром. Я вылез из палатки, увидел стену и втянул голову. Гора поражала. Тут же я объявил, что у меня недостаточно опыта для такого рельефа и первым я работать на ней не буду. И вообще я специалист по вертикальным тёплым гранитам где-нибудь в Йесемити, а вот это вот, что я вижу — это вертикальный не гранит, а смесь гранита со льдом тонким, ненадёжным, перемешанным, и вообще у меня горная болезнь и желудок знаете, что-то того. Кроме того, мы коперхэдов не взяли. По технологии золотых ледорубов лезть должно так: всё фигня, страховаться на миксте не нужно, два бура, закрученных на три сантиметра на верёвку — более чем достаточно, ночевать должно в стременах.

Я в предыдущем абзаце шутил, конечно. Мы пролезли до первой ночёвки шустро. Работал Саня Ручкин. Очень быстро и очень надёжно. Потом начались проблемы. Лёд лежит на камне тонким слоем. Зацепиться за него с целью страховки невозможно. Много карнизов. На ночёвке, выдолбленной во льду, мы спали, стену обрабатывали по мере сил. Ночевка была в точке схода ледовых и снежных лавин, и сразу стало понятно, что при наступлении непогоды, в этом месте нет ни одного шанса уцелеть. Кроме того, нижняя часть маршрута, по которому мы планировали спускаться — это огромный сборник всего, что летит сверху. Было недостаточно снаряжения, коперхэды на таком рельефе стали бы спасительны. Сверху непрерывно сыпало льдом. Когда началась непогода, мы оставили попытку и спустились. Сделали правильно, потому что непогода продолжалась ещё неделю, и лагерь наш за следующую после возвращения ночь засыпало так, что палаток не было видно.

Все горы были в снегу. Надо было возвращаться вниз, а снега по пояс. Мы тогда не понимали, что для местных караванов это — не проблема. Юра потопал вниз попытаться уговорить нашего погонщика подняться за нами и нашим грузом. Через двое суток понимая, что ждать погонщика в такую погоду можно долго, Саня пошел к перевалу осмотреть нет ли кого проходящего мимо. Поймал караван. Погонщик был в коротких штанах и сандалях сделанных из автомобильных покрышек. У него не было зубов. Я и сейчас представляю со смехом, как Ручкин стоял на перевале и голосовал, подняв руку. Но мы не воспользовались услугами человека в шлёпанцах, потому что снизу поднимались наши ставшие уже родными Клинтон, Буш, Алан и еще два президента со своим хозяином.

Ручкин улетел на Мачупикчу смотреть достоинства древних инков, Аркадий улетел в Москву, Юра и я остались. Сидели в гостинице, разговаривали, пили вино. Сделали попытку сходить на быстрое восхождение. Но толи сил не осталось, толи здоровье подкосило. Не смогли.

Как я возвращался в Москву, рассказывать не стану. Уже нет времени и пора на работу. Разве, что о том, как в аэропорту Амстердама, в котором я кантовался сутки без сигарет, я познакомился с Виннициким врачом из Уганды. Мы с ним разговаривали про Африку и Винницу, пили вискарь и в какой-то момент услышали, что заканчивается посадка в Москву рейса Аерофлота. Это был не мой самолёт, до моего еще оставалось часов двенадцать. Но чтобы потом сказать себе «ну я хоть попытался» мы с ним вполне уже как огурцы подались на посадку. Он меня поддерживал, провожая, а сам улетал в Зимбабве утром. На стойке посадки был Чилиец. Мы с ним поговорили про Торрес Дель Пайн и он меня пропустил, отобрав, правда, бутылку вискаря. Но потом пришёл Русский кондуктор самолёта и меня высадил, потому что не положено. Так что, утром простившись с моим уже ставшим близким другом врачом из Уганды (не подумайте плохого), мы с ним разлетелись кто куда. Я — в Моску, он в Зимбабве, чтобы никогда не встретиться больше. Вот ведь как бывает.

Спасибо моим друзьям Аркадию, Сане Ручкину и Юре Кошеленко за то, что я по-прежнему имею право сказать: путешествовать и лезть на гору — это радость, когда ты делаешь это с друзьями, которые тебя понимают, уважают и иногда терпят.